Экологическая альтернатива[Текст]/ Под общ.ред. М.Я. Лемешева.- М.: Прогресс, 1990.-800 с.- 22000 экз.- ISBN 5-01-003001-2.-с.693-709.




Киришский синдром
(Хроника четырех лет перестройки)

Т.А. Шутова



«Болезнь Быкова», биохимический СПИД, «киришанка» — такие названия
получили у населения городов, где работают биохимзаводы, специфические
заболевания, поразившие жителей. В октябре 1988 года в Ангарске произошла
массовая вспышка «киришанки». За одну неделю в медицинские учреждения города
обратились более тысячи жителей. 111 человек, в том числе 14 детей, были
госпитализированы. Одна пациентка скончалась в реанимации. Жители потребовали
объявить Ангарск зоной экологического бедствия. Не занесенную ни в какие
медицинские справочники болезнь стали именовать по фамилии министра
Минмедбиопрома, которому принадлежат биохимзаводы, и по названию небольшого
города в Ленинградской области.



Несколько слов к истории болезни


Летом 1975 года вскоре после пуска биохимзавода в Киришах произошла вспышка неизвестного тут ранее заболевания. Одышка лающий кашель, удушье, пятна по телу. Болезнь повторится с новой силой в 1982 году после пуска гидролизного производства и фурфурола на Киришском биохимзаводе. Жители довольно скоро заметили четкую закономерность: ветер от КБХЗ — жди «киришанки». Особенно в конце месяца и квартала, когда мощности завода работают на аврале.


КБХЗ — первый в стране крупнотоннажный завод по производству БВК (белково-витаминных концентратов) — был построен с экономией на очистных сооружениях. Ведомственным технологическим регламентом допускался выброс в атмосферу 1 % товарной продукции. Зато строительство было закончено досрочно. Директор КБХЗ Валерий Быков получил поощрения, быстро пошел в гору. Вскоре он уезжает из Киришей в Москву: сначала станет сотрудником аппарата ЦК КПСС, а затем министром Минмедбиопрома. Вслед за кириш-ским в строй вступили еще семь биохимзаводов по производству БВК. Горький киришский опыт не пошел впрок. В городах, где расположены биохимзаводы, резко возрастает заболеваемость населения, что будет иметь самые неожиданные последствия для общественной жизни городов. Короче, возникнет киришский синдром.


...Протяжный звук сметает нас, детей, с сеновала. По проулку мы несемся к пятачку за гумном, где бьет в пожарный рельс, подвешенный к ветке дуба, старая Лукьяниха. Тут будут говорить о жеребьевке покосных делянок, прочистке колодца. Или опять о том, что сбежал пастух и скотина беспризорна. А то, может, снявшиеся в ночь с табора цыгане увели единственную конягу Орлика. Атмосфера на уровне европейских парламентов. Может дойти и до потасовки. Деревня моего детства в первое послевоенное десятилетие. На десять дворов — девять вдов. И единственный мужик — вечно хмельной косноязыкий и колченогий дядя Кыля. Не истребленный никакими превратностями исторической судьбы, сохраненный в генетической памяти народа сельский сход... Эксцессы митинговой демократии первых лет перестройки. А не есть ли это возвращение горожан третьего поколения к отправной точке русской истории? Вече, сход, мир...


Работавшая в Киришах после первой вспышки болезни авторитетная комиссия констатировала, что число заболеваний бронхиальной астмой в городе возросло в 35 раз, а ведущим фактором роста является белок в воздушных выбросах биохимзавода. «Киришанка» бушевала и в других городах: Волгограде, Новополоцке, Кременчуге. Туда тоже выезжали комиссии. Они писали отчеты, проводили обследования работников и населения прилегающих территорий. Протокол первой комиссии скрепил своей подписью в 1977 году П.Н. Бургасов, заместитель министра здравоохранения СССР, главный санитарный врач страны.


«Слухи, как всегда, сгущают краски. Разговоры о том, что с пуском биохимзавода в городе увеличилось число заболеваний, из области фантазий и преувеличений». Это тоже Бургасов. Но уже десять лет спустя. В журнале советских профсоюзов академик АМН СССР сообщит о том, что заболеваемость бронхиальной астмой в Киришах выросла всего в два раза, хотя это и выше чем в целом по области. А объяснит это... заслугой медиков, тем, что в Киришах и врачей больше, да и медицинский сервис выше, чем в других городах. Бургасов не отрицает, что белок в выбросах биохимзавода является аллергеном. «Но существует много других аллергенов, связанных с нашим повседневным бытом, — добавляет он. — Есть люди, которые не переносят запаха черемухи и других растений, страдают от различных видов пыли, от шерсти кошек и собак. Многим становится плохо даже от запаха консервированных крабов».


Что касается консервированных крабов, то можно авторитетно утверждать — они не являются повседневным бытом жителей Киришей. Но все-таки откуда же такой крутой вираж в позиции медицинского академика? Дело в том, что Бургасов не по своей воле и бесславно покинул кабинет замминистра здравоохранения. Но от дел не удалился, став консультантом Минмедбиопрома. Как говорится, Минздрав предупреждает. А музыку заказывает тот, кто платит.


Но все это будет позже. Много позже. А тогда заключение комиссии осело в кабинетах ведомств в папках с грифом ДСП — для служебного пользования. Заводы продолжали работать. Облака с биохимзаводов по-прежнему накрывали жилые кварталы. Ночами не смолкали сирены «скорой помощи». Врачи открывали новые истории болезни. Народ безмолвствовал.


Так продолжалось до тех пор, пока не произошло критического накопления информации и недовольства. Пока болезнь не нанесла удара по самому дорогому. Весной 1988 года в Киришах при аналогичном эпикризе скончались одиннадцать детей в возрасте до пяти лет. Владимир Хитрин, потерявший годовалого сына, вышел на площадь с портретом мальчугана в траурной рамке. К нему присоединились безутешные родители других малышей. Вскоре на площади был весь город. Это была одна из первых за последние десятилетия стихийных демонстраций в стране. Так жители Киришей превратились в граждан.


Люди на площади


«Тайна — ловушка для перестройки». Таким был лозунг одной из Демонстраций экологистов в Апатитах. Тайна, считал Маркс, орудие бюрократии. Антипод бюрократии — демократия. Она действенна лишь вооруженная антиоружием — гласностью. Вначале гласность переводили на европейские языки как «прозрачность». Потом оставили русское слово. Гласность — это когда снизу все видно, а сверху все

слышно. Когда те, от кого зависят решения, зависимы от тех, кто внизу. Общественная пирамида тем действенней и выше, чем шире ее основание. Все вместе — перестройка. Тоже непереводимое на другие языки слово. К середине 80-х годов в стране вызрела революционная ситуация и перестройка стала императивом времени. Время меняет не только слова. Не обязательно людей. Оно меняет их действия. А если наверху пирамиды не слышат, те, кто у ее основания, вынуждены принимать решения и действовать сами.


Надо сказать, что пресса помогла сломать лед умолчаний в киришском деле. Искра вылетела из городской газеты «Киришский факел», где удалось опубликовать серию статей о работе биохимзавода. Но еще до этого главный врач центральной районной больницы Валерий Есиновский выявил связь роста заболеваемости с состоянием окружающей среды в городе, перелопатил сотни единиц советской и зарубежной научной литературы. Из медвузовского курса аллергологии известно ее основное правило, всякий белок — антиген, то есть аллерген. Биохимзаводы расположены, как правило, в городах, насыщенных промпредприятиями, где организм человека постоянно подвергается атаке химической среды. И на фоне иммунной ослабленности организма белок в выбросах биохимзаводов становится той последней каплей, что прорывает плотину сопротивляемости организма к специфическим заболеваниям, Есиновский бил в колокол тревоги, обращался в различные инстанции. Врачу высшей категории, депутату горсовета четырех созывов прозрачно намекнули в Леноблздраве и киришском горисполкоме, что неплохо бы де сменить место службы, предлагали работу в другом городе. И тогда Есиновский обратился в последнюю инстанцию. Он выступил перед жителями города и сказал им о том, что волновало его как врача, давшего клятву Гиппократа, и как их избранника в Совете.


...Тысячи людей на площади. Вокруг под парами подоспевшие к месту пожарные машины. На дощатом помосте трибуны — парнишка с плакатом на груди: «А ты чем можешь помочь родному городу?» Его хорошо знают, он раньше всех просыпается в Киришах. Это городской почтальон Володя Васильев. Медсестра Ольга Хакимова, прижимая к груди крохотную Настю, пишет под плакатом: «Могу печатать на машинке». И свой адрес.


Митинг принимает резолюцию с требованием перепрофилировать биохимзавод на производство одноразовых шприцев, оздоровить окружающую среду в городе и принять меры по восстановлению здоровья пострадавших...


В городе экологического бунта рождается его штаб — Шестая секция, а площадь выдвигает своих лидеров. Спрашиваю, почему Шестая. А надо было как-то «стать в закон». О ВООП — Всероссийском обществе охраны природы — раньше мало кто слышал в городе. Были там секции любителей аквариумных рыбок, поделок из шишек, икебаны, еще чего-то. Всего пять секций. А вот многотысячная Шестая, по охране окружающей среды и здоровья населения, которую почтальон Васильев сколотил, на весь мир прогремела.


Начались митинги, демонстрации, выступления на предприятиях, в школах, ПТУ. Был организован круглосуточный общественный контроль за выбросами. После остановки биохимзавода Шестая секция ревизует проект его реконструкции и находит там более 30 недоработок.


Владимир Васильев встречается с собкором «Комсомолки» по Ленинграду молодым журналистом Сергеем Разиным и показывает ему «бомбу» — папку документов ДСП по различным аспектам производства и применения БВК. Поди узнай, как попали они в руки «зеленых». «Бомба» почтальона Васильева взрывается на страницах всесоюзной молодежной газеты.


«Летучий голландец» Минмедбиопрома


В Кириши на параллельных курсах потянулись активисты неформальных экологических организаций и руководители биохимзаводов и городов БВК. Каждому свое. Первые встречаются с членами Шестой секции и получают от них «бомбу». Вторые совещаются с местным советским и партийно-хозяйственным активом. Впрочем, советский и партхозактив промышленных городов — сосуды сообщающиеся. «Отцы города» чаще всего вышли из проходных заводов и пуповиной связаны с ними. Ведомства правят в своих вотчинах. Да и сами-то города возникли как придатки промкомплексов, построены на ведомственные деньги. А кто платит, тот и правит. Киришский синдром распространяется на все города с биохимзаводами.


Действие рождает противодействие. В прессе появляются написанные по заказу Минмедбиопрома статьи, восхваляющие продукцию биохимзаводов. В Минмедбиопроме создается рекламная группа. Где-то в это же время по морям, по волнам скитается западногерманский корабль «Карен-Би», загруженный эксгумированными из африканской земли по требованию общественности токсичными отходами западных стран. И порты Европы отказывают ему в пристанище. По шестой части суши планеты мечется рекламная группа Минмедбиопрома. Где бы ни появлялся «летучий голландец» проекта строительства нового биохимзавода — в Павлодаре, Томске, Нефтеюганске, — об этом быстро становится известно жителям. Возникают свои шестые секции. Идет общественный прессинг по всему полю. Перепуганные местные власти под любым предлогом отказываются от размещения, несмотря на то что возникает угроза компенсации за начатое было строительство. Несмотря на притягательность «троянских коней» инфраструктуры: дороги, жилье, профилактории. Расписывая блага, которые свалятся на работников биохимзаводов и население городов-приемников, «группа быстрого реагирования» Минмедбиопрома попутно собирает компромат на активистов экологических объединений, тщась превратить трибуну гласности в эшафот для ее носителей.


В «черные списки» попадают лидеры Шестой секции. На инженера Владимира Хитрина, того, что нес в траурной рамке портрет сына с подписью «Его убил БВК», работники КБХЗ подают в суд. Под надуманным предлогом увольняют В.П. Есиновского и еще двух врачей известных своей принципиальной позицией в оценке экологической ситуации в городе. Есиновский долго будет безработным депутатом горсовета. Пока общественность города не возведет его на пост председателя городского комитета по охране природы. Но до этого много воды утечет из Волхова в Ладогу. А тогда на площади разобрали «трибуну гласности», над дощатым помостом которой в дни митингов колыхался написанный от руки лозунг давно прошедших лет: «Мы не рабы. Рабы немы».


В горком комсомола Киришей поступает сигнал, а попросту говоря, приходит «телега» на комсомольца Васильева. Забыл, дескать, семью, дров не носит, ребенка не навещает. Не жена жалуется, так, доброхот. И ревизуется краткая — пара абзацев в анкете — биография комсомольца Васильева. Вся его жизнь тут, на глазах города, прошла. Школа. ПТУ. Нефтеперерабатывающий завод. Институт в Ленинграде. Пришлось перейти на заочное. И снова Кириши. Почта. Туго с жильем. Вот и живет пока семья в другом конце области.


Ни сучка ни задоринки не сыскалось в биографии молодого киришанина. Хотя наскребли чуток. Не шибко был активен в комсомоле института, зато чересчур активен тут, в Киришах. За что и поплатился. Как только вышел срок временной прописки, ему ее не возобновили. Хотели обезглавить Шестую секцию. Да поздно. На третий год перестройки складывается «фронт гражданской самообороны городов БВК», возникает яростное противостояние: общественность — ведомство. От этапа митингов делается шаг к этапу осмысления. По домам жителей идут старушки, собирая в шапку рубли и трешки для финансирования командировок активистам шестых секций.


Роковые яйца


Под давлением «общественного лобби» летом 1988 года в Москве состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция «Получение и использование кормового микробного белка». В ее работе, помимо ученых и практиков, приняли участие представители прессы и общественности из Ленинграда, Киришей, Павлодара, Томска, Кременчуга. На трибуне маститого академика сменял безусый водитель КрАЗа из Кременчуга, а после светила медицинской науки слово брала работница НПЗ из Киришей. По сути, это было первое открытое обсуждение вопроса.


Конференция прошла в здании научно-технического комплекса «Биоген», чьи архитектурные формы повторяют структуру белка. Здание успел отгрохать в память о себе академик Ю.А. Овчинников, один из отцов советской биотехнологии. Тема встречи неожиданно расширилась. Речь шла уже не только о микробном белке и последствиях его применения в трофической цепи, заканчивающейся венцом творения — человеком. Встали вопросы о том, что есть прогресс, каковы его качество и цена. Как и белок — основа жизни — в своих проявлениях богаче структуры, так и дискуссия оказалась сложнее заявленной формулы.


Так что же такое БВК — белково-витаминный концентрат? — Эвфемизм, который его создатели дали паприну — биомассе дрожжей рода кандида, выращенной на жидких парафинах нефти. В своем выступлении доктор биологических наук В.К. Ерошин сообщил, что приоритет использования микроорганизмов для кормовых и пищевых добавок принадлежит Германии, где их производство было налажено в первую мировую войну. Во время второй мировой войны англичане выкрали чертежи производства кормовых микроорганизмов, опубликовали их в печати и разместили производство вблизи мест добычи сахарного тростника. Во всех странах кормовые добавки производят на различных субстратах. В нашей стране это в основном жидкие парафины нефти. Зато мы превзошли всех по интенсивности, мощности и объему производства. Короче, один из авторов советского паприна отвергает культово-застойный тезис «родина слонов — Советский Союз», приберегая парный ему «советские слоны — самые большие в мире». Профессор Ерошин подчеркивает, что проблема белка — проблема политическая. Заменить его может лишь соя. Главный производитеть сои — США. «Соя — это новая валюта, новая форма власти», — цитирует он бывшего вице-президента США Губерта Хэмфри.


Нужен ли белок? — задал вопрос другой участник конференции академик ВАСХНИЛ В.П. Шишков. И ответил, что для интенсивного ведения животноводства требуется обеспечить его полноценными сбалансированными кормами. В качестве балансирующих белковых добавок в стране используются жмыхи и шроты, зернобобовые, рыбная мука, сухие животные корма, сухое молоко и микробиологический белок. По биологической ценности в порядке убывания идут горох, подсолнечниковый и соевый шроты, мясо-костная мука, микро-биологический белок, рыбная мука. Паприна производится 1 млн.т в год. Намечено его увеличение до 5 млн.т в год. Мнение высшего эшелона сельхознауки — микробный белок нужен. «Без заводов БВК в прошлом году мы не дополучили бы 1 млн.т мяса», — скажет потом на пресс-конференции академик ВАСХНИЛ Л.К. Эрнст. Так что получается, по словам вице-президента штаба сельхознауки, тонна БВК — это тонна мяса. В пересчете на душу населения страны выйдет что-то около 9 граммов «нефтяного» мяса в день. Свинцовый эквивалент пули. Одна молекула белка в воздухе, как утверждают специалисты, — и появление аллергии неизбежно. Ну, а «пулька» мяса в желудке? Не дают ответа.


А если посмотреть с экономической стороны? Почем белок? Заместитель начальника отдела Госплана СССР Й.П. Щеблыкин привел шкалу себестоимости кормов с учетом их биологической ценности, из которой ясно видно, что себестоимость мясо-костной муки, например в два раза ниже себестоимости парафиновых белков. Чуть меньше разрыв, но то же соотношение с рапсом и соей. Их себестоимость также ниже себестоимости микробного белка.


Но себестоимость одно, а цена другое. Почем кормовые добавки потребителю, не курам и свиньям, конечно, а свинарке и пастуху? Так вот. Дешевле всего горох. Затем идут жмыхи и шроты. Самый дорогой — парафиновый белок. Только за 1987 год Госагропром отстегнул Минмедбиопрому 800 млн. бюджетных рублей при себестоимости продукции в 450 млн. рублей. Да за такие «бабки» колхозники Пол-тавщины и апельсины для свинок своих вырастили бы.


А если при этом учесть, что горох, соя и другие растительные корма (да и отходы пищевой промышленности — жмыхи и шроты) являются возобновимыми, по сути дела, неисчерпаемыми ресурсами, а паприн изготовляется из дефицитного и убывающего на наших глазах нефтяного сырья, то сомнительные его экономические преимущества вообще сходят не нет.


А как с безопасностью применения? Судя по большинству выступлений, тут все как в анкете примерного комсомольца. Во всех графах «не». Не токсичен, не патогенен, не канцерогенен, не оказывает влияния. Обширные исследования проводились 20 научными учреждениями различных ведомств. А в 1983 году, когда паприн уже широко применялся, были завершены государственные испытания его в различных географических зонах на большом поголовье скота и птицы нескольких поколений. Испытания проводились межведомственной комиссией во главе с академиком Г.К. Скрябиным, получившим Государственную премию... за продукт, который испытывала его комиссия.


Был проверен на прочность и организм человека. Живой иллюстрацией его безвредности выступил на конференции доктор медицинских наук В.А. Тутельян. Не только как заместитель директора Института питания АМН СССР, где проводились испытания, но и как один из добровольцев, в чье питание включались продукты от сель-хозживотных и птицы, в корм которым добавлялся паприн.


«Ни один продукт в мире не был испытан столь тщательно, как паприн», — заявил В.А. Тутельян. Правда, он умолчал о том, что «паприновое» мясо не рекомендуется лицам, страдающим желудочно-кишечными заболеваниями, о том, что во время полугодовых экспериментов добровольцев мучали тошнота, рвота, болевой синдром, проявлялись другие нарушения. Видно, глава добровольцев считает, что главное — это то, что они выжили, ведь наука требует жертв. В данном случае — пожертвований в виде солидного взноса на строи­тельство лабораторного корпуса института, который был сделан Главмикробиопромом (ставшим впоследствии составной частью Минмед-биопрома).


Итак, судя по выступлениям, жар-птица Минмедбиопрома несет золотые яйца. Но мышка бежала, хвостиком махнула... Не стыкуются выступления на конференции с копиями официальных документов ДСП из «бомбы» почтальона Васильева. И на память приходит социальная утопия Булгакова о мастодонтиках, что вылупились из роковых яиц. Потому что ломятся столы Союзптицепрома от отказов применять паприн в хозяйствах многих республик и областей. Отказы мотивируются тем, что увеличивается падеж птицы, снижается плодовитость, наблюдается патология внутренних органов, ухудшается качество мяса. ВНИИсинтезбелок — ученый штаб Минмедбиопрома — считает, что нерадивые хозяйственники пытаются списать на паприн свои собственные огрехи. Но не путаются ли тут причина и следствие? Не ослабляется ли иммунитет к болезням вскормленных паприном животных? В официальных справках Минмедбиопром куртуазней к заказчику: «Эффект применения паприна не всегда был положительным. Причиной этому, как показали проверки, был не продукт, а нарушения режимов его применения: передозирование, применение в несбалансированных смесях, скармливание нездоровой птице». Так что виноваты и сами птицеводы и другое ведомство — Минхлебопродуктов, кому принадлежат предприятия комбикормовой зромышленности. И вот одной рукой руководители Союзптицепрома зринимают отказы, а другой... а другая рука пуста. Хочешь комбикормов — бери с паприном. Монополия.


Невидимая межа рассекает зал пополам. «Препарат, который вы выпускается уже 15 лет, недостаточно изучен, — говорит доктор медицинских наук В.М. Бреслер. — Поэтому нет прочной научной основы для утверждения о полной безопасности применения кормовых дрожжей в животноводстве и для человека». Почему же так низок уровень ясследований? И доктор Бреслер отвечает: потому что работы делались для отчета, для закрытых сборников. В международные издания такие работы не прошли бы.


З.О. Караев, руководитель Всесоюзного центра по глубоким микозам, в своем выступлении отметил, что, помимо бронхиальной астмы, «неровный белок в выбросах вызывает поражения верхних дыхательных путей и возбуждает многие другие заболевания: ринит, трахеит, эронхит, ларингит. Однако эти заболевания не диагностируются и статистически с влиянием БВК не связываются.


Козырь из рукава


Критические выступления по поводу БВК Минмедбиопром и его «карманная наука» рассматривают не иначе, как наскоки на всю биотехнологию, статьи в печати — это всплески эмоций нервных дилетантов, а инициативные группы — наймиты американских соевых магнатов. А вот теперь, когда критические высказывания слышны из лагеря ученых, это — «охота за ведьмами», подобная приснопамятной кампании против генетиков — кибернетиков (кстати, прием цельнокраденный из арсенала Минводхоза и Минэнерго).


А почему же тогда в развитых странах отказались от крупномасштабного производства нефтяного белка? — спрашивает общественность. Рекламная группа Минмедбиопрома отвечает: «Американское соевое лобби при поддержке мафии оказало давление на Министерство здравоохранения Италии, и в 1976 году два завода там были закрыты. Комиссия ЕЭС по сельскому хозяйству не рекомендовала в своих странах развивать производство, а это связано с конъюнктурой цен на нефть».


Теперь, когда цены падают (падают они, ох, как давно!), когда на США напала засуха, интерес к производству белка на основе жидких парафинов нефти возрождается, — методично разъясняет Минмедбиопром. Так что получается: протесты против БВК играют на руку американскому соевому бизнесу и мафии, наносят ущерб отрасли.


Как же это напоминает изнурительные ведомственные игры Минэнерго! Не хотите Катунской ГЭС? Альтернатива — АЭС. Или минводхозовские головоломки: «Уровень Каспия понижается. Перебрасываем реки! Ах, повышается? Вода нужна на орошение. Перебрасываем! Ах, засоление почв? Не хватает питьевой воды. Перебрасываем...»


Нефтяной кризис нам не грозит. Зачем же искать альтернативу? — настойчиво увещевает одна сторона зала. А если «старым казачьим способом»? — возражает другая. Радикальной переменой структуры сельского хозяйства, через союз полеводства и животноводства с перерабатывающей промышленностью. Ведь, к примеру, ежегодно около 2 млн.т первоклассного молока мы выливаем в канализацию, потому что нет перерабатывающих мощностей. Хозяйства Средней Азии постоянно саботируют планы по посеву кормовых культур, рапса, люцерны во имя «его величества хлопка», монокультура которого выпила среднеазиатские реки и пустила на ветер соль погибающего Арала.


...Мы торопливо прощаемся в пражском аэропорту. «Альтернативно надо действовать. Научно-технический прогресс не остановить. Нужны альтернативы...» — напутствую я «зеленых» ФРГ. Они летят в Ганновер. Я — в Москву. В работе «зеленой» комиссии на сессии Всемирного Совета Мира я представляла залыгинскую ассоциацию «Экология и мир». Мой «зеленый» собрат мягко возражает: «Вольно же вам в вашей «красной» стране. У нас же концерны, монополии...» — «А вы на правительство давите». В запале я, кажется, забываю азы высшей, но все-таки последней стадии капитализма. Это было в эйфории победы, увенчавшей борьбу против переброски рек. Но еще до Киришей и до требований срочно принять у нас антимонопольный закон...


«Мы не верим и никогда не поверим, что на необъятных просторах Родины нельзя произвести достаточное количество естественных кормов, — зачитала на конференции обращение жителей Киришей активистка Шестой секции Ольга Хакимова. — Эта проблема надумана теми, кто бездарно руководил страной в течение 20 лет, кто превратил миллионы гектаров плодородных земель в безжизненное пространство, кто расшатал экономику страны до кризисного состояния. Как можно сотнями тысяч тонн производить продукт, когда до сих пор среди ученых нет единого мнения о нем? Вопрос требует ответа. Мы вправе его требовать,так как речь идет о нашем здоровье и здоровье наших детей».


И снова одна сторона зала приглашает общественность и прессу выйти из «бункера недоверия». А другая призывает ученых к объективности, а ведомство — к милосердию.


Резолюция конференции, включающая пункты по совершенствованию технологии производства микробного белка, гранулированию продукта, созданию межведомственной комиссии, была принята единогласно. В зале уже не было представителей инициативных групп. Они спешили домой: экономили деньги, собранные гражданами их неспокойных и требовательных городов. Снова — в который раз! — расширить, повысить, углубить... Горько сознавать, что опять предстояло бороться со следствиями, оставив в стороне, а может быть, даже укрепляя тем самым причину. Дорогой люди спрашивали себя: как случилось, что великая держава не в силах накормить своих граждан? Они задавали извечный в критические моменты истории вопрос:


Кто виноват?


Уравнение «коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны» в стране бескрайних просторов и крайних решений было прочитано буквально, с одним лишь слагаемым. План ГО-ЭЛРО был оплачен продажей лесов северной России. На великой Волге был построен каскад гигантских электростанций. Образовались рукотворные моря. Ушли под воду сотни сел и десятки городов. Погибла волжская пойма, некогда на треть окормлявшая стада европейской России. Покинувшие родные веси крестьяне погибших деревень не своей волей стали строителями гидросооружений, пополнили собой отряды иного общественного класса, которому уже нечего было терять.


Рожденный в недрах НКВД институт Гидропроект, где по сю пору по традиции не директор, а начальник, только без погон, тиражировал гигантские гидросооружения по всей стране, утилизируя дармовую рабсилу своего патрона. Как некогда кости зэков (заключенных каналоармейцев) — «забайкальских комсомольцев», как с юмором висельников называли они себя, — позже в землю стали зарывать дармовые бюджетные деньги.


Начальники получали премии, стройкам рукоплескала страна, барды слагали оды. Мы ликовали перед довженковским «Морем». Еще далеко было до распутинской «Матеры». Равнинными водохранилищами была затоплена и подтоплена территория, равная средней европейской державе или десяти Ливанам. Благодатные поля, жирные луга, непроходимые леса были принесены на алтарь индустриализации. Затопленные леса гнили. Цвела вода. В плотинах перемалывалась рыба. А полученная энергия с учетом потерь и затрат соотносима с той, что выделилась бы, если сеном, скошенным с затопленных лугов, топить печь. Вышло бы так на так.


Обратившись к неиссякаемому энтузиазму масс, мы принялись рыть целинный котлован. А залежные земли — это те, с которых в год «великого перелома» согнали алтайских крестьян. На север Сибири, в тайгу. На погибель. О спецпереселенцах мало говорится в нынешней разоблачительной эйфории. Реабилитируются военачальники, каратели кронштадтского, тамбовского бунтов. С крестьянами и тут — остаточный принцип.


В результате многочисленных сельхозкампаний (бег вдогонку Америке, повальное кукурузоводство, ликвидация «неперспективных» деревень), как снежный ком, нарастала проблема нехватки продовольствия. Нужно было кормить строителей каналов и электростанций. Обескровленная деревня с этой задачей уже не справлялась. И тут произошло абсурдное.


Некогда директор Ла Скала, которому предложили заключить контракт с тогда еще неизвестным Европе русским певцом Шаляпиным, воскликнул: «Да это все равно, что в Россию ввозить зерно!». Он и не подозревал о своем пророческом даре. Через семь десятилетий половина хлеба на родине Шаляпина выпекалась из импортного зерна. С прилавков европейских магазинов уже давно исчезли десятки сортов знаменитого «русского масла», а там, где оно раньше производилось, его сейчас выдают подушно и по талонам — 200 граммов на месяц.


Страна стала стойким импортером сельхозпродукции. В уплату за нее на запад тянутся вены нефте- и газопроводов, рассекающие шрамами землю и чреватые в будущем взрывами и пожарами. А пока — нефтепотрясениями в мире. Во внешней торговле появляется модельная триада «газ — трубы — газ». Промышленность работает по принципу «производство во имя расширенного производства».


В первоначальной формуле светлого будущего электрификация заменяется химизацией. В аппендиксах продуктопроводов на территории страны возникают нефтехимические предприятия.


В тщетных потугах еще одним постановлением поправить дело с продовольствием выдвигается программа «Белок», решить которую ни полеводство, ни животноводство своими силами уже не в состоянии.


Тогда на помощь призывается биотехнология — алхимия XX века. Так заманчиво почти из ничего сделать кое-что. Чтоб народное благосостояние росло без приложения усилий, как на дрожжах. А почему «как»? И ученые ВНИИсинтезбелок отыскали дрожжевой грибок, который, питаясь продуктами нефтепереработки — жидкими парафинами, — производит белок для добавок в корм сельхозживотным. Грибок с поэтическим именем «кандида мальтоза». В страшных снах снится он задыхающимся маленьким киришанам.


Итак, теперь все дело в количестве. В миллионах тонн паприна. Ведутся исследования по производству БВК на основе низших спиртов, но это выходит накладно. Начинается выпуск гаприна — белка на основе природного газа. Линия по его производству без всякой экологической экспертизы вводится на Светлоярском биохимзаводе Волгоградской области наряду с производством паприна. И в воздухе обнимаются уже кандида мальтоза с кандидой соуса.


«...Вот, думала, что материнство — это счастье. Тревога это, вот что...» Надя Каменская прижимает к груди головку Олешки. Его лицо и голенькое тельце покрыто струпьями и сочащимися ранками. Говорят, малышам гулять больше надо. А Олешку мучают после прогулки приступы астмы. Окна в квартире наглухо закрыты. Каменские живут в южном районе Волгограда недалеко от Светлоярского биохимзавода. Олешка — ровесник гаприна. «А вы не пробовали поменять квартиру?» Я так и не могу отделаться от альтернативности мышления. «А кто же сюда поедет? — горько улыбается Надя. — Если только на Кириши или Ангарск». Надя — мать-одиночка. Ей тридцать лет. Уже два года вынуждена не работать. Обошла всех врачей. «Крапивница...» — разводят руками медики. Один из них посоветовал Наде обратиться к бабкам-знахаркам. Медицина бессильна. Правда, на время помогает венгерское лекарство нистатин. Надя показывает крошечный тюбик аэрозоля: «Два-три тюбика на Олешку — и немного легчает». — «В месяц?» — «В день». Тюбик стоит два рубля с копейками. Закуплен в Венгрии по заказу Минмедбиопрома...


БВК выгоден Минмедбиопрому. Выгоден Госагропрому и его преемникам, потому что не надо прилагать усилий в трудоемком производстве кормов. Выгоден Минхлебпродуктов. Выгоден внешнеторговым организациям. Всем, кроме Нади Каменской из Волгограда. Так на кого же работают ведомства? — В конечном счете на Минздрав, поставляя ему пациентов. А что Минздрав? — Он тоже ведомство. Только бедное.


Обо всем этом и говорят ученые и неформалы на общественной конференции, которая собирается в Томске. Там, зимой 1989 года, образован общественный комитет «АнтиБВК». По всей стране идет сбор подписей под требованием запретить производство паприна, расформировать Минмедбиопром и вынести вопрос о БВК на общенародный референдум.


Последняя инстанция


«Альтернатива?» Теперь этот вопрос я слышу от заместителя председателя Госкомприроды СССР Минаева. Он предлагает мне сыграть в игру «если бы зампредом был я», поменяться ролями. И начинает интервью: «Скажите, можно ли завтра закрыть махом все заводы БВК?» Я медлю с ответом, потому что знаю о псковском эксперименте, когда сократили поголовье скота и обошлись естественными кормами. Сначала все шло хорошо. А потом вернулось на круги своя. Только с меньшим поголовьем скота. Так какова же альтернатива микробному белку? Ставить так вопрос — это ставить проблему с ног на голову. Генезис проблемы поведет нас вспять, от истоков явления к сути проблемы. От следствий к причине. По ухабистой дороге нашей истории.


Ленинским Декретом о земле отменялась всякая собственность на природу. Она становилась всенародным достоянием. Советы, мыслимые первоначально как сугубо общественная организация, должны были распоряжаться ею и контролировать ее использование. Предполагаемая на заре советской власти структура не реализовалась. В сталинской конституции, написанной Бухариным, произошла вроде бы лингвистическая, а как оказалось, существенная подмена, когда,«все-народное достояние» стало «государственной собственностью». Между достоянием — то, что от Бога, от природы, — и собственностью — тем, что создано с приложением труда, приобретено, завоевано, — был поставлен знак равенства. Так государство присвоило себе природу, лишив народ и его избранников — Советы — их достояния.

Свою экономическую политику государство проводило посредством ведомств, получивших исключительное право на использование природных ресурсов, организовавших свой контроль, введших секретность на информацию, создавших свою, ведомственную науку, оправдывающую их функции. Задачей ведомств было максимальное развитие отрасли. Не важно, какой ценой и за счет чего. И теперь уже правительство да и партия потеряли контроль за тем, что делали ведомства — гигантские монополии, работающие без конкуренции, без надзора и, как оказалось, без плана.


Где и когда партия бескорыстных борцов за дело рабочего класса подменила цель средствами? Обещав накормить и одеть свободных граждан, она фактически санкционировала ликвидацию самого многочисленного класса великой крестьянской страны, пожертвовав лозунгом свободы во имя равенства всех в нищете.


«Обращаюсь к вам как к последней инстанции...» Оля Хакимова теребит в руках письмо из села Муштаново Псковской области. Тамошний рационализатор придумал многообещающее экологическое новшество. Обил пороги инстанций — куда только ни писал, просил внедрить. Ни с места. Последняя надежда — на неформалов.


...Преследует меня воспоминание. Не прожитое. Читанное. Сибирь. Гражданская война. Красные ушли. Белые пришли. В беспризорную кедровую рощу повадились мужички-порубщики. И в селе создается комиссия по охране кедра. Приходит как-то баба, жалится, что мужик бьет. «Дак мы комиссия-то лесная...» Та и слушать не желает. Урезонили мужика, приструнили. А тут учителка набежала. Крыша в сельской школе протекает. «Дак мы ж...» Починила крышу комиссия. И пошло-поехало. Стала она ответчицей за всю жизнь в селе. Это роман Сергея Залыгина «Комиссия».


«Сергей Палыч, а была ль комиссия? С натуры списали или как?» Он долго рассказывает мне о протоколах лесной комиссии 1918 года, об общинных началах сибирской деревни, о сельском сходе, сибирских партизанских фронтах. Слушая его, я ловлю себя на мысли, что, возможно, «шестые секции» и есть некогда утраченные, подлинно народные органы власти, чьи абрисы различаем мы, вглядываясь внимательным взглядом в наше прошедшее? Воспоминания о будущем в последней инстанции.


Знамена в пыли


На собрание по выдвижению кандидатов в народные депутаты СССР Николай Куценко едва поспел прямо из-под стражи. Он был арестован за организацию несанкционированного митинга против манипуляций власть предержащих, когда сквозь «сито» окружного собрания не пропустили активиста экологической группы Кременчуга водителя КрАЗа Витю Захарова. Куценко вызволили на свободу кразовцы, объявившие двухчасовую стачку. Власти дрогнули, когда узнали, что к ним собираются присоединиться рабочие других предприятий города. Про драматические перипетии двух туров выборной кампании в Кременчуге — особый рассказ. Не след скороговоркой об избрании сразу двух «зеленых» депутатов: Куценко по национально-территориальному и его соратника Захарова — по территориальному округам. Депутатов, взошедших «на дрожжах» борьбы против диктата Минмедбиопрома. В ту же весну на довыборах в горсовет Новополоцка депутатами стали два активиста комитета «АнтиБВК», выдвинутые трудовыми коллективами предприятий города.


Когда Верховный Совет СССР в июле 1989 г. начал обсуждение кандидатуры В.А. Быкова на пост министра Минмедбиопрома, на столах перед депутатами лежала резолюция научно-практической конференции по микробному белку, состоявшейся за сутки до этого в Волгограде. В резолюции общественность выражала недоверие министру, требовала запретить социально опасное производство, расформировать министерство. К вечеру замеревшие у экранов телевизоров жители городов БВК стали свидетелями того, как глава советского правительства Н.И. Рыжков объявил о том, что прекращается строительство и расширение заводов БВК, а действующие в пятилетний срок перепрофилируются с передачей Минхимпрому. Минмедбиопром становится просто Министерством медицинской промышленности. Сельскому хозяйству рекомендуется перейти на использование кормов растительного и животного происхождения.


Руководитель ведомства, которое накануне закупило за валюту 30 млн. одноразовых шприцев, позабыв закупить иглы к ним — это как сечи бы купить телевизор без кинескопа, — В.А. Быков был утвержден на пост министра условно. С отсрочкой был подписан смертный приговор паприну. Казалось, что закончилась многолетняя борьба общественности с социально неприемлемым производством.


Но время показало, что рано было трубить победу. Заводы продолжали работу. К сезону сева так и не развернулись планирующие органы с расширением производства отечественных кормов. Снова были заключены договоры на покупку зерна за рубежом. Остались нерешенными вопросы оздоровления окружающей среды и населения, страдающего от деятельности заводов БВК. Во весь рост встала задача не допустить использование стоков производства из прудов-накопителей биохимзаводов для орошения сельхозугодий. И пока назначались все новые и новые экспертизы заводов, пока шли жаркие споры в комиссиях Верховного Совета СССР о паприне, обновивший свое название, но не суть, Минмедпром развернул бурную деятельность по пропаганде гаприна. В торжественной обстановке был подписан с югославской фирмой «Ингра» контракт на строительство и оборудование кардиологического центра в Волгограде. Новость эта могла бы радовать, если бы не узнали волгоградцы от неугомонных активистов клуба «Экология» о том, что в уплату за кардиоцентр пойдет гаприн — продукция Светло-ярского БХЗ. Не вернется ли он нам по видоизмененной триаде «газ — трубы — газ» в виде импортных кур, вскормленных нашим гаприном и поставляемых только в СССР? Вот так. Одно лечим, другое калечим.


Как разорвать порочный круг, созданный ведомственно-аппаратной системой? Что делать? Еще один извечный вопрос русской истории.


Киришский синдром — это краткий конспект общественных тенденций времени перестройки. Модель формирования общественного мнения. От того, как пойдет дело дальше, зависит, станет ли время эпохой. И какой? Мы пережили эпохи террора, волюнтаризма, застоя. Не впасть бы в эпоху демагогии. Впрочем, кое-что все же делается. Хотя медленно и натужно. В хуторе Лагутники на Дону прошел первый экологический сельский сход. Чабаны казахских аулов вышли на митинг с требованием прекратить ядерные испытания на Семипалатинском полигоне. В Памирских горах на межкишлачном меджлисе дехкане приняли решение не допустить затопления земель высокогорным Рогунским водохранилищем. Какие вопросы они решают? Экологические, экономические, политические? Или экология — это и есть самая большая политика, которая касается всех и каждого. И если поднимает голос человек от земли, значит, революция продолжается. Мы отряхиваем пыль с затоптанных знамен. Заводы — рабочим. Земля — крестьянам. А власть — народу, его Советам, и прежде всего местным Советам, тем, что ближе к земле. Слово и дело — городскому митингу, сельскому сходу, казачьему сбору, кишлачному меджлису. Только так победим. Альтернативы нет.





Т.А. Шутова



Экологическая альтернатива[Текст]/ Под общ.ред. М.Я. Лемешева.- М.: Прогресс, 1990.-800 с.- 22000 экз.- ISBN 5-01-003001-2.-с.693-709.







При использовании любого материала с данного веб-сайта ссылка на http://www.kirishi-eco.ru обязательна.